Мы стоим в шеренгу, яркий свет с крыльца слепит и мешает рассмотреть стоящих там людей. Справа и слева от меня - мои товарищи по несчастью, в одинаковых белых робах, одинаково настороженные позы - но какие разные взгляды! Ненависть, гордость, удивление, обида, страх, надежда, равнодушие - всё смешалось. Когда смотришь по сторонам, когда не думаешь, почему ты здесь - легче... Громкие голоса с крыльца: нам представляют администрацию и охрану - "они тут для Вашего блага". Ага, конечно, сейчас, волнует Вас моё благо! Служитель Поль-дал-же-Форд-фамилию, служитель Токио-этой-повезло-не-больше... Мне становится смешно и страх ненадолго отступает. Ещё какие-то психологи, выражение их лиц не обещает ничего хорошего. Инспектор с папкой документов. Врачи: задумчиво-скучающий главный, и его почему-то очень бледная ассистентка. Охрана. Начальник обводит наш строй изучающим взглядом – просто посмотрел, но хочется спрятаться. А вот этот, слева, вроде и не злой… Нам объявляют, что мы своим бла-бла-бла поведением показали свою бла-бла-бла недостойность носить нормальные имена, и поэтому с сегодняшнего дня вместо них нам будут присвоены номера. Это что ещё такое?! По какому праву?!

"...Когда будет названа Ваша фамилия, Вы должны подойти и раскинуть руки вот так. На Вашу одежду будет нанесён номер..."

Первая. Вторая. Третий. Четвёртый. Я не вижу их лиц, они стоят спиной к строю, а когда поворачиваются, уже ничего не понять.

С Пятым небольшая заминка - он должен быть Шестым, но ассистентка путает трафареты. Служитель Токио строго отчитывает её, и без того бледная София становится ещё бледнее.

Седьмой.

Какой ужас, я ещё совсем не знаю этих людей, и уже тоже зову их по номерам! "Анастасия Андерсон"! Подхожу, не поднимая головы, послушно вскидываю руки, зажмуриваюсь. Зачем переживать, это только краска? В глазах закипают непрошенные слёзы. В чём дело? Только краска, только цифра... Теперь я №8.

Возвращаюсь в строй досматривать "церемонию". Меня больше нет, есть номер 8. И номеру восемь нечего терять и нечего бояться, у неё отняли последнее - имя. А значит... Мне уже не страшно, мне весело. Я схожу с ума? Пускай!

В корпусе нас строят в две шеренги вдоль стен. Все послушны и подавлены – идеальный подопытный материал. Вдруг с №3 начинает происходить что-то странное: он кричит и требует убрать его подальше от №2, тихой и совершенно не опасной на вид девушки. Его просьбу выполняют и переставляют в противоположную шеренгу. На левом краю - №13 - сама Голда Анхель. Её-то как сюда занесло?

А вот и первое испытание, или воздействие, назовите как хотите: нужно собрать с пола спички, кто соберёт больше - тому будет предоставлена честь распределять остальных на хозяйственные работы. Из нашей шеренги делает шаг №4 и отказывается участвовать. Ха! Молодец! Выхожу вперёд, справа и слева так же поступают ещё несколько человек. Что-то будет?.. Живы. Меня всего лишь распределили на кухню. А вот №9 обозвал Третьего крысой и посоветовал вылизать пол. Третий не остался в долгу: теперь №9 будет мыть уборные, охрана с плохо скрываемым удовольствием приносит орудие труда - ёршик.

Столовая. На стенах - агитационные плакаты. Я, как дежурная по кухне, расставляю посуду в обеденном зале администрации. Сзади неслышно подходит повар, с силой опускает мне руку на плече и разворачивает к себе. Что за?!

На мои крики "Охрана!" прибегает удивлённая София. Инцидент замяли, а я весь вечер жмусь от повара по стенкам.

После ужина - первый семинар. Служители Токио и Тинтергел раздают бумагу и чёткие указания, что на ней писать. "Что вам мешает быть счастливым?.." Да вы же и мешаете!! "Что можно сделать?" Ну я вам сейчас наотвечаю!

Почти все более-менее стараются справиться с заданием, но Четвёртый и Девятый откровено мешают проводить опрос, всё больше и больше выводя психологов из себя. Служитель Токио всячески придирается и заставляет по несколько раз переписывать результат бедную Первую, а на просьбы Второй вообще не обращает внимания.

Мне долго задают вопросы. "Вот ты пишешь: выпустить тебя. А куда? А зачем? А как?" Сейчас всё брошу, и расскажу вам, куда и зачем. А дорогу к тайнику вам не нарисовать? Куда надо, туда и пойду! Не ваше дело! Я к вам в гости не напрашивалась. Вы, главное, двери откройте, и погуляйте где-нибудь пару минут. Это, кстати, идея...

Третий лоялен до отвращения. "Нас всех вылечат, я хочу вылечиться, и вы тоже должны хотеть..." Тьфу! За ужином Вторая сказала, что он - её брат (Да, я знаю, что это значит, и я не ругаюсь этим словом. Позор мне!). И он же написал донос, благодаря которому Хелен Фостер превратилась в №2. Попросить что ли и меня рядом с ним не ставить?

С Пятым опять получается конфуз: оказывается, он не может говорить, а служители откровенно проморгали эту часть его досье. Тоже хочет вылечиться, но ему всё равно достаётся своя порция придирок.

Седьмой - артист, за что сюда попал - не понятно. Держится скромно, и очень внимательно всех разглядывает.

Пятнадцатый - знаменитый учёный, врач, только, кажется, не совсем в своём уме. А по дороге сюда он сказал мне странную фразу: "Не верь, не бойся, не проси". Спасибо, 15й. Двенадцатый. Самый загадочный из моих теперешних "соратников". Ничего о нём не знаю, а он не стремится рассказывать.

№13, Голда Анхель. Наверное, любая артистка, оказавшись в месте вроде этого, моментально бы впала в депрессию. Но теперешний №13 на высоте - раздаёт автографы и ведёт светские беседы прямо посреди семинара.

Семинар окончен, впереди новое испытание: нас собирают в комнате с восемью стульями. Правила просты: успеть занять один из них . Ну что, это не спички. Поиграем? Поиграем. Намечаю себе стул, "прицеливаюсь" - готовность, адреналин, любопытство. Поиграем! "Раз! Два! Три!" Бросаюсь к намеченному стулу - и на него с невозмутимым видом приземляется начальник охраны. Невозмутимым? Я, наверное, оговорилась: кто бы мог подумать, что Гюнтер Хеклер умеет улыбаться. Как кот, слопавший золотую рыбку. Ах ты ж! Успеваю занять другой стул. Что дальше?

Нам снова раздают карандаши и бумагу, в этот раз на ней какой-то список. Так, тут десятка два разных слов, которыми нам предлагается обозначить себя и остальных пациентов.

Стоп. "Трус, подлец, зануда..." Почему всё-таки так мало позитивных характеристик? Служитель Токио меня старательно, даже с удовольствием, игнорирует. №13 и №9 шумно пытаются протестовать против этого опроса: "они не успели пообщаться почти ни с кем, как же они смогут кого-то охарактеризовать". Эти возражения тоже игнорируются, №9 демонстративно проставляет цифры наобум и сдаёт список.

Поднимается №4 и спокойно объясняет, что это банальная провокация, и мы все сейчас просто-напросто доносим на своих же товарищей. В чём-то он прав, конечно, вот только почему его не трогают? Почему служители так спокойно на него смотрят?

По двое выходим во двор, охранники зажигают фонари. В темноте №4 выкрикивает: "Бей охрану!" - и остаётся стоять на месте. И с ним опять ничего не сделали! Нет-нет-нет, здесь что-то явно не чисто.

Очень медленно приближаемся к корпусу. Темно, только впереди фонари служителей Игоря и Гюнтера. А что если?.. Охрана далеко, вот они уже подходят к крыльцу, ещё немного - и будет поздно. Сейчас!

Срываюсь с места. Не успеваю додумать последнюю мысль, ноги сами несут меня вперёд. Слышу крики за спиной: "Она убегает, держите её". Ага, держите, если сможете! Почему они не стреляют? Долгих несколько секунд я на виду у всей охраны. Вот бы успеть завернуть за угол, в спасительную темноту! Почему никто не стреляет?

Сзади тяжелые шаги, кто то гонится за мной, нет времени обернуться и посмотреть, кто. Спотыкаюсь и чуть не падаю - какая-то проволока за корпусом, так не вовремя! Кто бы за мной не гнался, он вроде отстаёт. Выбегаю на "плац", к единственному известному мне выходу, туда, откуда нас сюда привезли. Да, конечно… Там охрана, там запертые ворота, там надцатиметровый забор под напряжением... Но сейчас - только ветер в лицо и сумасшедший стук сердца. Не ждать, не смириться!

За спиной снова крик, я знаю этот голос. Выстрел, ещё один. Успеваю сделать ещё несколько шагов - и темнота накрывает меня с головой.

Словно издалека слышу голоса, меня куда-то несут. Кажется, становится светлее. Медленно прихожу в себя в лаборатории. За стеной собралась чуть ли не вся администрация. Женский голос (кажется, это служитель Тинтергел) возмущенно требует установления возрастного ценза, чтоб впредь не приходилось возиться с неуравновешенными подростками. Кто-то ругает начальника охраны: мол, мог бы и по ногам стрелять, зачем же в спину, да ещё и два раза?..

Вот почему так больно. С тем, как возвращается сознание - приходит и боль. Как же больно! Доктор! Помогите! Помогите...

Надо мной кто-то склоняется, тихий шепот "Сейчас, потерпи, сейчас всё будет хорошо". Жаль, не вижу лица. Чувствую укол в руку - и перестаю чувствовать вообще. Какое блаженство! Только теперь очень хочется спать. Я что-то спрашиваю, мне даже отвечают. В лаборатории, оказывается, двое: главврач и ассистент София, сейчас они о чём-то совещаются, до меня долетают только обрывки фраз: «не был к этому готов…навылет…коагулятор…нужно перевернуть…» Дальше не слышу ничего: опять теряю сознание.

Резкий голос заставляет снова открыть глаза: дверь в лабораторию открыта, на пороге охрана, а возле моей кровати – служитель Токио с какими-то документами, и не очень дружелюбным выражением лица. Её-то вопрос меня и разбудил:

- Ну и зачем?

Снова бесконечные расспросы: зачем, почему, куда. Как я вам объясню? Я должна! Я просто должна, я не могу здесь оставаться, я обязана вернуться и забрать книги… Только вы этого никогда не поймёте. Поэтому я вам ничего не скажу.

София сокрушенно качает головой, и как бы ни к кому не обращаясь, произносит: «А вы говорите - РДВ. Какое уж тут теперь РДВ?..». Они совсем не злые - доктор Николло и София, они действительно мне помогли. Доктор оказался очень ироничным человеком, и был бы приятным собеседником, не начинай он вечную волынку «…вы нарушили - вы не можете - наши психологи…». Я сказала Софии, что она – хороший человек, не как остальные здесь. Она почему-то расстроилась. Ничего не понимаю.

Меня решено перенести обратно в палату. Стоящие в дверях охранники чему-то улыбаются, и на меня тоже смотрят скорее сочувственно. Не понимаю! Ой, нет-нет-нет, почему меня не может понести кто-нибудь другой? Мда, как будто моё мнение кто-то спрашивает.

Наконец-то палата. Меня укладывают на кровать, София даже пытается набросить сверху одеяло, укоризненно поглядывая на служителя Гюнтера. Он смотрит сверху вниз:

- Пусть спасибо скажет, что не в голову.

- Спасибо! - так ядовито, как только могу. Охрана с хохотом выходит из палаты, и мы с №9 остаёмся в полной темноте. Оказывается, после моего «побега» объявили, что из-за меня все теперь будут сидеть без света. Друзья! Я не хотела вас подводить! Правда не хотела.

Не успеваю задремать, как дверь в палату с треском распахивается, в комнату влетают несколько человек охраны. Они бросаются к моему соседу по комнате.

- Номер Девять! Встать!! Выйти в коридор! Быстро! Какая обувь?!! Бегом!!! Что случилось? Куда его повели на ночь глядя? Ответ я получаю быстрее и точнее, чем хотелось бы: за стеной моей палаты – карцер. Слышно всё: звуки ударов, крики. Сволочи, гады трусливые! Ненавижу! Их сочувственные взгляды, «мы тебе поможем, мы вам всем поможем»! Поверила?! Дура! Ненавижу! Зажигается свет, в комнату вталкивают еле живого Девятого. Подойти, помочь – но нет сил встать с постели.

И опять темнота.

Меня лечат, как не странно. Мне, кажется, даже лучше.

Зову кого-то из охраны: раз уж ввели такие дурацкие порядки, чтоб пациенту никуда не пойти одному, будьте добры сопровождать.

За мной наконец приходят - конечно, кто же ещё, служитель Гюнтер. Кажется, он от меня не в бОльшем восторге, чем я от него, только выбора-то нет, приходится ему меня сопровождать, да ещё и помогать идти. Разговаривать с ним нет ни малейшего желания, тем неожиданнее его вопрос:

- Вот и зачем ты это сделала, дура? От удивления даже не обижаюсь: и он туда же, мало мне моего внутреннего голоса. Я начинаю отвечать – не ожидала от себя такого жалобного тона - что я никому не мешала, а меня забрали сюда… Начальник охраны резко обрывает меня:

- Конечно, никому не мешала. А потом такие вот детишки, вроде тебя, находят где-то ****ный автомат и идут делать ****ную революцию. И потом из-за них..., - и так же резко замолкает.

Я думала, меня сегодня вечером уже ничем не удивить. Гюнтер-Гюнтер… Слишком эмоционально для обычной «нотации», слишком сильно для чужой истории… На крыльце служитель Джон жизнерадостно спрашивает, не пришло ли мне в голову ещё чего-нибудь интересного. Тебе бы такой интерес!

Спать, наконец-то спать. Не хочу сегодня больше ни о чём думать.

…Свисток, яркий свет, крики за дверью

- Встать, всем выйти! Быстро! Ещё быстрей!

Обнаруживаю себя уже стоящей в коридоре, в шеренге рядом с такими же обалдевшими со сна остальными пациентами. Всё вокруг видится обрывками, как в плохом мультфильме.

Перекличка. Ещё перекличка. Бег на месте, зарядка. В колонну по двое – и в столовую – марш!! Стулья полукругом. Четверо «провинившихся» – вперёд. Всем смотреть на них! Видели? Теперь провинившиеся – по местам, по списку называют их соседей по палатам. Среди «виновных» - №9, мой сосед, но меня не поднимают. Пожалели?..

Трое стоят теперь спиной к двери, лицами к полукругу стульев. Звучит команда – и охрана молча, методично начинает избивать этих не в чём не повинных людей. А остальные, как загипнотизированные, сидят и смотрят на троих несчастных, и ничего, ну совсем ничего не делают, чтоб это прекратить. Что с нами? Мы уже…сдались?

Стулья в круг, темнота, только свет фонарика над головой. Долгое, утомительное обсуждение результатов семинара. Первая – Алиса – «единомышленник», Вторая – «сноб», Третий – «обыватель», Четвёртый – «подлец», Седьмой – «педант» (ох и бредовые результаты! В жизни же не признаются, что сами всё придумали), Девятый - «выскочка» (второе, что меня не удивляет ), Двенадцатый – «зануда», Тринадцатая – «стерва» (служитель Токио – явно не её фанат ), Пятнадцатый – «интеллектуал».

А я, оказывается, «подстрекатель».

Чему радоваться? Не знаю, но улыбаюсь им, всем им, в темноту, не видя лиц. Мне почему-то весело. Может быть, всё ещё действие наркотика?

Снова спать.

Нет, в этом месте мне нормально не выспаться. Уже утро, и опять шум за дверью, звуки борьбы - и с чьим-то громким выкриком «Дверь открыта» она и вправду распахивается настежь. Первая мысль: «Бунт?!» Мой сосед, профессор Алекс МакМиллан, №9, тоже уже на ногах. Выскакиваем в коридор, обуваясь на бегу. Всё тихо, двери заперты, не малейших признаков бунта – только прямо перед входом в палату на полу лежит тело служителя Кина.

Ох и ничего ж себе денёк начинается! Наклоняюсь над ним: мёртв? Ранен? Без сознания? Или притворяется? Из его правой руки выпал пистолет.

Есть, говорят, такая болезнь: «клептомания»… И что мне вечно на месте не сидится?

Возвращаюсь в камеру - спрятать, пока всё тихо. Не знаю, что это было и к чему приведёт, но также никогда не знаешь, что и где пригодится. Спокойной жизни им не будет, это точно. Быстро осматриваю комнату в поисках подходящего места. Нет… Не то… Снова не то. Взгляд останавливается на подушках.

Банально? Банально. У одной из подушек надорван наперник, чуть-чуть расширяю надрыв и прячу пистолет туда. Подбрасываю подушку в воздух, щупаю со всех сторон, даже прыгаю сверху. Красота! Ищите.

Но что я могу одна? Мне нужно найти того, кто знает, что делать. И не сдаст меня охране...

Наряд на кухню – трое: Пятый, Двенадцатый и я. В огромном гулком помещении нас уже ждёт шеф-повар, служитель Руслана. На ней неизменные наушники, из-за которых с поваром бывает очень трудно находить общий язык. Сегодня с утра она явно не в духе: единственная плита работает ужасно, утреннюю радиопостановку отменили, а вместо давно обещанного телевизора – только странная картина предыдущего повара. Который, говорят, был сумасшедшим и умер в одной из палат этого чудного заведения уже как пациент. На сегодня первое задание – наделать бутербродов, а для этого прежде всего нужно нарезать хлеб. Ножами… Один за пояс, пока никто не видит. Что-то служитель Руслана на меня как-то странно смотрит, хотя после её вчерашних поползновений... Подходит ближе:

- Ну и зачем он тебе? Ой-ой, кажется, попалась. Охранник – на входе в кухню, он пока ничего не понял, но стоит ей только крикнуть...

- Положи полотенце на стол. Да не так, что ж ты делаешь?

И повар, тяжело вздохнув, небрежным жестом бросает тряпку как раз на то место, где должен лежать так неуклюже стащенный мной нож. Ничего себе: она помогает мне украсть оружие?! Она не донесёт? Молча смотрю на повара во все округлившиеся от удивления глаза, а она как ни в чём не бывало продолжает:

- У тебя будет 15 минут. Потом я доложу о пропаже.

В дверях о чём-то оживлённо общаются охранники, повар направляется к ним. Пятый и Двенадцатый стоят рядом со мной, и так же, как и я, отлично видят, что стол с двумя ножами сейчас совсем не просматривается ни охраной, ни шеф-поваром. Киваю Двенадцатому на ножи: Давай! Такой шанс. Он начинает отнекиваться: опасно, лучше пусть я возьму и передам ему, пока охрана на меня не смотрит. Моментально настораживаюсь и закругляю разговор: не хочешь – как хочешь, а подставляться просто так я не буду. Пятый наблюдает за нами, не выказывая ни одобрения, ни осуждения. Ни желания рискнуть самому.

Наша работа пока что окончена, служитель Джон ведёт всех троих обратно в корпус. Повар Руслана держит слово: охрана ничего не подозревает, и меня не обыскивают. Перед входом в палату Джон чересчур картинно удивляется тому, что дверь в неё оказывается не закрыта. Не знаю ли я, почему? Нет, конечно, откуда мне знать, ключа у меня нет, можете проверить, если хотите.

Когда дверь захлопывается за спиной, вытаскиваю нож. Нужно быстро спрятать, но куда? Мой сосед, №9, молча смотрит на меня, потом на нож в моих руках - и одобрительно улыбается: «Молодец, отлично! Давай его мне, я спрячу». Не могу сдержать радости: неужели мне наконец повезло? В двух словах рассказываю про пистолет и тайник в подушке, Девятый внимательно меня выслушивает и задумчиво говорит «Надо сказать Голде, она решит, что делать». Голда, Голда Анхель, №13! Теперь я не одна!

В коридоре шаги, крик охранника: «дверь открыта!». Совсем нет времени, и Девятый быстро сует нож под свой матрас.

Служитель Поль хочет о чём-то срочно поговорить с №9, а потом и со мной. Пока что он запирается в камере с моим соседом, а я остаюсь гулять в коридоре на попечении служителя Джона, который даже разрешает мне почитать стенные газеты.

Подхожу к стене и делаю вид, что заинтересовалась какой-то статьёй. Стараюсь почти не дышать - может быть, если стоять совсем-совсем тихо, я смогу услышать, о чём сейчас разговаривают в палате «Индиго» Поль и №9. Нет, ничего не слышно. От разочарования пинаю ногой плинтус, чем привлекаю к себе внимание охранника. На ходу придумываю оправдание: это я так разминаюсь, надоело стоять на одном месте. Служитель

Джон с хитрой и притворно-любезной улыбкой предлагает мне поприседать в виде разминки. Спасибо большое, как-нибудь в другой раз!

Меня возвращают в палату - значит, теперь моя очередь «беседовать». Служитель Поль садится напротив, и молча, внимательно смотрит на меня. Мне становится очень не по себе - если это такой приём для подавления воли, то работает неплохо.

- Когда и сколько раз Вы сегодня выходили из палаты? Не видели ли вы чего-нибудь необычного в коридоре? Кто именно из охранников сопровождал Вас?

Я понимаю, к чему эти вопросы, и понимаю, как глупо попалась. Поль спокойно и уверенно продолжает:

- У одного из охранников сегодня пропал пистолет. Дверь в вашу палату утром оказалась не заперта.

Можете что-нибудь рассказать об этом?

Он всё знает, ловушка почти идеальна, но я так просто не сдамся. Лучшая защита – нападение: «А при чём я к тому, что кто-то из Ваших коллег потерял табельное оружие? Почему дверь открыта? У меня нет ключей, я уже говорила служителю Джону, и повторяю Вам. Кем открыта, когда и зачем – не видела. Да, выходила в коридор, но ничего подозрительного не замечала и сразу вернулась. Есть свидетель? Не тот ли охранник, который оружие потерял? Очень удобно, Вам не кажется?...» И так далее в том же духе.

Ух-ты, а мне, похоже, удалось его озадачить  Вопрос с пистолетом пока откладывается, зато поднимается новый: я, видите ли, слишком много разговариваю (Слышал бы его сейчас наш психолог из воспитательного центра – вот бы удивился: я считалась самой «необщительной» в группе. Может быть, это место на меня так положительно повлияло?  )

Да, разговариваю, и что? Мешаю работе сотрудников - а с какой стати мне Вам помогать? Сами знаете: отсюда мне уже не выйти, да и некуда идти (Вчера на семинаре все губы искусала, чтоб не разреветься, когда служитель Тинтергел сказала, кто меня на самом деле сдал. Расстроилась, наделала глупостей... Ладно, проехали).

Служитель Поль принял строгий и почти торжественный вид. Ему бы очень не хотелось, но он вынужден (ввиду моего явного нежелания сотрудничать) ввести применение директивы №(такой-то) – «Молчание». Согласно этой директиве я не должна общаться с пациентами и персоналом, кроме случаев, когда… Дальше уже не слушаю, в душе поднимается буйная, озорная радость. Ой, зря ты это сейчас сказал! Все воспитательные меры – насмарку. Запрет разговаривать – мне одной - не Четвёртому, не Девятому, не Пятнадцатому - мне. Вы меня боитесь? Настолько?

Нас с Двенадцатым и Пятым возвращают на кухню, там снова есть работа. Теперь нужно всё время молчать, но это ничуть не портит мне настроения. Показываю Пятому жестами, что тоже теперь «немая». Ага, товарищ по несчастью. Он по-доброму, почти дружески улыбается, и достаёт из рукава карандаш и сложенный гармошкой лист бумаги. Да, точно, ему же разрешили писать, но можно ли мне? А даже если нельзя! Беру предложенный карандаш и в двух словах описываю ситуацию. Не удержавшись, добавляю: «Как я теперь тебя понимаю!». Пятый только смеётся. Мне раньше как-то не приходило в голову спросить, но теперь решаю выяснить: мне-то запретили, а почему молчит он? Пишу вопрос на листке, и с удивлением и радостью вижу ответ: «Читал много. Не того, что положено». Эмоциональное потрясение, разговаривать не может только временно и надеется, что здесь ему помогут. Этого он уже не пишет, додумываю сама.

Меня окликает служитель Джон: он задал вопрос и ждёт, что я отвечу. Но я же не могу! Это что, новая проверка, или он просто не знает о директиве? Служитель явно сердится:

- №8, вы тоже отказываетесь разговаривать? Похоже, всё-таки не знает. Беру у Пятого листок бумаги с моим рассказом, и показываю удивлённому Джону.

- Директива… Кто объявил?

Дальше следует цирк под названием «описать служителя Поля мимикой и жестами». Не угадали… опять не угадали… ладно - беру карандаш, пишу на бумаге: «Поль». Служитель Джон кивает – и отменяет директиву. Да, так гораздо лучше, спасибо!

Но это возвращает нас к вопросу, а вопрос как раз не самый приятный: с кухни пропало два ножа. Прикидываю на пальцах: где один – я знаю точно, ещё один пытался вынести Двенадцатый, но его поймали, значит – не в счёт. Кто ещё, интересно?

- Номер Восемь, Вы брали нож? И не видели, кто мог его взять? Вы хорошо подумали?

Рядом с охранником стоит повар Руслана, если бы она захотела, то давно бы уже меня сдала. Значит, и не сдаст, это придаёт мне нахальства:

- Хотите – обыскивайте!

Посылают за служителем Эльзой, девушка-Красный Кушак обыскивает тщательно и профессионально, но, конечно, ничего не находит. Можно возвращаться к работе.

Пользуясь полученной «свободой слова», вытаскиваю на разговор служителя Джона: ему, похоже, и самому скучно просто стоять в карауле, а мне всегда интересно с ним поболтать. Я уже немного знаю его историю: переведён сюда с лучшего места, то есть с понижением, и, похоже, не очень-то рад новому назначению.

Зачем мне всё это? До недавнего времени меня окружало много людей, но среди них было очень мало таких, с кем хотелось бы заговорить. Они все…одинаковые: пообщался с одним - двумя, и можешь считать, что знаешь их всех.

А здесь всё не так. Здесь у каждого что-то своё: своя «странность», тайна, и часто – своя боль. Они все – живые, настоящие, и вот этого я не могу понять. Зачем лечиться, если ты просто другой? Зачем продолжать делать то, что считаешь неправильным?

Что с ними со всеми сделали?

Задумавшись, проговариваюсь – мы обсуждаем пациентов, и у меня вырывается непривычное выражение «душевное здоровье», которое очень удивляет служителя Джона.

- Где вы увидели такое странное определение? Ах в кни-и-игах… В художественных, наверное?

Выясняется, служитель Джон ко всему прочему ещё и знаком с художественной литературой. Конечно, чему удивляться: раньше в его обязанности как раз входило работать с подобный материалом, и эта работа ему очень нравилась. Сжигать.

Джон призывает в свидетели подошедшего Поля, но Поль не совсем с ним согласен: лично ему не было приятно жечь книги.

Тут уже я не могу смолчать: а как же может быть, чтоб таким образцовым, полноценным и счастливым гражданам МГ, как Джон и Поль, не нравилась их работа? Разве удовольствие от работы – не одно из главнейших условий абсолютного счастья?...

Так, кажется, служителя Поля я за сегодня уже успела достать

Утреннее посторенние. По одному из строя нас отпускают чистить зубы, не больше, чем на полторы минуты каждого. Настойчивые возражения Третьего насчёт «общегосударственного стандарта в 64 движения зубной щеткой с каждой стороны» Гюнтера и Поля совершенно не трогают. Кто не успел – тот украл время у следующего.

А пока что служитель Поль выдаёт утренние новости, те, кто ещё не слышал, узнают о пропаже ножей. И на меня снова, уже перед строем, вешается директива (теперь я даже номер запомню: «31»). Спасибо за комплимент, служитель Поль, Вы знаете, как поднять мне настроение 

Стоящий рядом со мной №4 неожиданно шепотом спрашивает «Как Вас зовут?». Показываю, что не могу говорить, и пишу пальцем в воздухе над ладонью по буквам «А-с-я» - моё имя. Четвёртый качает головой: не понимаю. Поль мгновенно настораживается:

- Так, что это сейчас было? Вы уже обмениваетесь тайными посланиями? Умница-Четвёртый с абсолютно непроницаемым выражением лица выдаёт: «Она выражает мне свою любовь к Мировому Государству!» Еле сдерживаясь, чтоб не фыркнуть, с серьёзным видом подтверждаю. Ясное дело, нам никто не верит. Мне временно разрешено разговаривать, и сердитый Поль требует повторить то, что я только что писала. Рисую в воздухе огромное сердце и указываю пальцем в центр «рисунка». Вот, так всё и было, правда-правда.

Возвращаюсь в строй, пользуясь тем, что Поль забыл возобновить действие директивы, шепчу Четвёртому: «Меня зовут Ася. А Вас?» «Тулс».

- Номер четыре, номер восемь, шаг вперёд!! Ой, больно! За что? С трудом поднимаемся с земли, над головой – торжествующий голос начальника охраны:

- А не надо нарушать директивы!

Так не честно...

- Номер Тринадцать, где Ваша зубная щетка?!

- Не знаю…

- Ах, не знаешь! Шаг вперёд!

А когда Голда утром спросила, почему у меня щека в ссадинах, охранники рассмеялись: «Упала, сама. Целых семь раз!» Чувство юмора у них…

Нас строят на зарядку, я оказываюсь рядом с №13, и она успевает шепнуть мне «Я всё знаю, пока выжидаем». Отлично!

Тулс, ты правда псих, или притворяешься? Призывы к бунту в мужской уборной (да так громко, что слышно и в женской через стену) – это что-то! Вот что о тебе теперь думать?

Побегали – попрыгали - помахали конечностями – устали - стоим. Служитель Токио объявляет соревнование, победившая команда получит бонус к завтраку. Наша «змейка» успевает первой, а у «нечётных» - потери: на «промежуточном этапе» поранилась Алиса, №1.

Всем «красным квадратам» одевают на ноги «ограничители» - кандалы в переводе на нормальный язык. Да уж, в них точно не очень-то побегаешь. Старательно не замечаю злорадных взглядов охраны.

Перед завтраком всё-таки ухитряюсь устроить маленькую пакость: нас заводят в столовую по одному, я проскальзываю вперёд, а за мной на пороге остаётся «перешнуровывать обувь» Девятый. У меня в ботинке – огрызок карандаша, а на стене в столовой – очень заманчивый лозунг, который будет только лучше, если к нему добавить пару-тройку слов. Готово! Киваю Девятому, он перестаёт завязывать давным-давно закрепленный шнурок, и пропускает всех в столовую.

Призовой рис со сгущенкой для нашей команды. За столом Четвёртый в полный голос расспрашивает Девятого о «планах». Точно провокатор, а жаль. Ему же достаётся право сегодня распределять дежурства, и по нашей просьбе я, Девятый и Пятнадцатый назначаемся на кухню

После завтрака всем объявляют: если до обеда пропавшие ножи не найдут, то еды для пациентов не будет. Нескольких обыскивают, в том числе и меня (начинаю считать обыски). По одному вызывают к инспектору, она задаёт примерно одинаковые вопросы: «Знаете, кто взял нож? А может, догадываетесь? Нет? И то, и другое – нет? Следующий!» Двенадцатый и Пятый знают обо мне! Донесут? Не донесут? Неизвестность хуже всего.

Директива 31 уже на половине пациентов. Только интересно, кому это больше мешает?

Построение в корпусе, в шеренгу вдоль одной стены. Возле другой в бессознательном состоянии лежит Седьмой. Что они с ним делали?! Охрана «в последний раз» спрашивает, не хочет ли кто-нибудь признаться сам. Нет? Ну что же, нас предупреждали.

Вот так я и узнала, что означает выражение «душа в пятки ушла» - когда начальник охраны вышел, держа в руках две подушки из моей палаты. В одной из них пистолет! Если сейчас его кто-нибудь найдёт… Девятый протягивает руки за обоими, и Гюнтер без возражений отдаёт их нам. Пока обошлось.

Приседания… Ещё приседания… Пока не кончатся силы, пока кто-нибудь не сдастся и не заговорит. Тяжело, и ещё тяжелее будет завтра – об этом любезно сообщает служитель Токио. Служитель Джон считает размеренно, можно даже успеть отдышаться и передохнуть. Но начальника охраны это не устраивает, он берётся считать сам, с каждым разом всё убыстряя темп.

- Раз ---Два --- Три --- Четрые! Раз – Два – Три -- Четыре! Раз – Два - Три—Апп-чхи!.. Начальник охраны чихает и сбивается со счёта, все облегченно вздыхают, а я еле успеваю прикусить себе язык: с него чуть не срывается не совсем приличное пожелание. Если бы взглядом можно было прожигать дыры, кое-кто уже давно напоминал бы старый дуршлаг.

Алисе совсем тяжело, ей разрешают покинуть строй, но она должна положить свою подушку кому-то из остающихся. Она выбирает Третьего и отходит в сторону. Третий монотонно бьётся затылком о стену и полушепотом бормочет, как в бреду: «Уйди…Тебя нет…Уйди…». Странный способ борьбы со «вторым Я» (кстати, я болею за «второго», он мне нравится гораздо больше).

С Пятнадцатым случается что-то вроде религиозного припадка - он кричит чужим голосом, указывая пальцем вверх, только долго это не продолжается: охрана оглушает его шокерами. Снова приседания.

Нас выдал Третий: Голду и меня, «по просьбе Двенадцатого». Мы покидаем строй, нам светит карцер, но сейчас я Третьему почти благодарна. Гюнтер, чтоб ты !...

Карцер. Значит, второй нож – всё-таки Голда? Успеваю шепотом спросить, получаю утвердительный ответ и приказ пока ждать. Больше поговорить не получается: за нами очень внимательно следит служитель Поль. Голда вкладывает всю силу убеждения, весь свой талант в защитную речь. «Она никак не могла взять нож, не зря же перед уходом из кухни она специально настаивала на обыске, чтобы ничто не могло бросить тень на её репутацию. Двенадцатый оговорил её потому, что она честно указала на него Инспектору, когда та спросила Голду о её подозрениях. Конечно же, она готова сделать всё, что угодно, чтобы оправдаться перед законом» Служитель Поль очень доволен: налицо стремление к сотрудничеству, исправлению и лечению.

Я прошу её спеть, и она выполняет мою просьбу. Наверное, не многие могут гордиться тем, что удостаивались частного концерта самой Голды Анхель. Я вот теперь могу 

Вскоре Голду уводят, и мы с Полем остаемся наедине. Почти повторяется утренний разговор, только теперь добавлен принцип «кнута и пряника»: если я скажу, где нож или пистолет, с меня снимут все санкции и директивы. И вообще, я вроде бы хотела отсюда выйти? Вернуться в нормальный мир? Над этим тоже можно будет подумать.

- А если Вы всё-таки решите продолжать отказываться сотрудничать… Вы даже не представляете, как сильно может осложниться Ваша жизнь здесь.

Как тяжело лгать, глядя в глаза, но выбора у меня нет, и нет никакого «пряника»: я вдруг очень ясно осознаю, что могу отсюда не выйти никогда.

Поль наконец уходит, так ничего и не добившись, и я остаюсь одна. Пишу лозунги на двери карцера и злорадно наблюдаю за охранниками, которые во дворе старательно ищут оружие.

Теперь ни один мой выход из палаты не обходится без личного досмотра, я уже перестала их считать. Служитель Джон почти на полном серьёзе утверждает, что я и есть главный ВВ на территории центра, и все пропавшие предметы автоматически «вешаются» на меня. На здоровье, я не против – ничего, кроме своих браслетов, всё равно с собой не ношу, а охране, похоже, нравится процесс.

Меня временно переводят в комнату к Первой. Ура! (Когда Алиса рассказала мне свою историю, первым чувством была – не поверите – зависть. Зависть к человеку, у которого была настоящая семья и детство, полное сказок и книг. И вот она здесь – она, никому никогда не причинившая зла, и всё равно виновная - в том, что родилась!)

Алиса всего на четыре года старше меня, в этом странном месте – почти единственный близкий мне человек. Она всё ещё надеется, что её просто отпустят - даже сама просила о разговоре с психологом. Но когда я спрашиваю, поможет ли она, если «кто-то решит выбираться отсюда», согласно кивает. Замечательно!

На построении перед обедом обнаруживается, что нас теперь двенадцать. «Новенький» - номер Шестнадцать, он же – бывший служитель Джон Кин. Он так и остался в своей форме, только погоны сорвали, и по его помятому виду ясно, что от бывших коллег ему неслабо досталось.

После обеда меня ожидают сразу два сюрприза: меня почему-то сняли со всех работ, и в нашу палату третьим подселяют всё того же №16. Десяти минут соседства с ним хватило, чтоб понять: так достать меня за такое короткое время ещё не удавалось никому!

Меня забирают на какое-то «РДВ» (не знаю, что это, помню только, как о нём вчера упоминала София).

У них что-то сгорело в лаборатории, так что «РДВ» на сегодня отменяется. Прошу погрустневшего главврача хотя бы описать процесс, раз процедура не состоится.

- Седьмого видела?

Ой-ой, видела! Кажется, мне только что действительно здорово повезло.

Охрана почему-то смягчается и разрешает нескольким заключенным (простите - пациентам) посидеть на крыльце. Третий о чём-то тихо беседует со своей сестрой. Стоп! Да, так и есть: победило «второе Я», и

Третий теперь нормальный (точнее, по здешним меркам – не нормальный). Я наконец-то могу перекинуться парой слов с Голдой, и просто возможность подышать свежим воздухом сама по себе радует.

…А всё так хорошо начиналось… Меня хочет видеть инспектор, и мне это совершенно не нравится. Неприятные предчувствия полностью оправдались: госпожа инспектор буквально в два счёта умудряется доказать, что я – всего лишь набор подростковых комплексов и ошибок воспитателей. Меня это настолько ошарашило, что я сама не заметила, как рассказала ей о себе почти всё - даже о тайнике с книгами.

Опомнилась только когда она предложила свою помощь: «назови, где это место, мы сами всё сохраним, и тебе не надо будет волноваться». Сейчас! Как раз от таких, как вы, и спрятано. Нет, я не жалею, что нашла эти книги и попала сюда. Лучше быть здесь и помнить всё, чем никогда их не видеть!..

Ещё один странный семинар. На столе – две книги, старинный кубок и белый венок, сейчас нам предстоит доказать друг другу и администрации, что всё это нужно сохранить. Девятый шепчет мне на ухо: «В конце всё равно всё уничтожат. Будь готова, и не выдавай себя»

…Логичная речь Тринадцатой и Седьмого, ирония Третьего и Девятого, убедительность Пятнадцатого, даже последняя попытка Четвёртого – всё оказывается бесполезно. Служитель Токио заявляет, что «раз эти предметы вызвали столько эмоций и споров, они все должны быть уничтожены». Но как же так? Вы же сами сказали… У меня опускаются руки: ничего нельзя сделать, совсем ничего – справедливости нет и не будет.

Девятому объявили приговор. «Будьте осторожны, когда высказываете свои желания…» Нет, нет, не может быть, не надо, не стреляйте!! Начальник охраны в несколько шагов оказывается рядом, наводит оружие, Девятый встаёт… Никто не сомневался, что сейчас прогремит выстрел.

Нет, ещё нет. Его «нулевой рейс» назначен на завтра.

Служитель Тинтергел приносит какие-то бумаги для Двенадцатого - кажется, у него появился реальный шанс выйти отсюда законно и живым. Только странно, что она так заметно волнуется по этому поводу.

Нас подводят к окну и заставляют смотреть.

…Эту книгу я только что держала в руках, и её больше нет… Я не смогла её спасти! Меня колотит крупной дрожью: я вспоминаю о небольшом тёмно-коричневом томике, который отобрали у меня при аресте, и с ужасом понимаю, что им достаточно всего лишь поднести к нему спичку… Хочется куда-то спрятаться, и там тихо умереть.

Снова заперли в камере. Полчаса, час… Что-то явно изменилось снаружи, что-то происходит, я не могу больше просто сидеть и оставаться в неведении! Служители откровенно веселятся над моими регулярными просьбами найти мне какую-нибудь работу или хотя бы компанию. В конце концов им надоедает, и ко мне в палату приводят Четвёртого. Мда, наверно, лучше бы работу...

Четвёртый садится напротив меня и сходу сообщает «Сегодня вечером мы планируем бунт. Я знаю, что у кого-то из пациентов есть пистолет. Он не заряжен. У меня есть к нему патроны, нужно только выяснить, у кого именно оружие. Ты можешь это сделать?»

Даже не знаю, чему сначала удивляться. Тулс, а откуда ты, собственно, узнал о пистолете? Как не заряжен?! И где ты взял «боеприпасы»? Конечно, если ты – штатный провокатор, то это объясняет сразу всё. Вот только не надо на меня смотреть такими честными глазами.

- Я тебе не верю!

А если он всё-таки свой?.. Почему рядом нет Алекса или Голды, почему мне не с кем посоветоваться? Мы спорим минут десять, Четвёртый отдаёт мне патроны, и в конце-концов ему удаётся меня убедить.

- Хорошо. Но если ты меня обманешь, я на тебя очень, очень обижусь!

Да, я себе прекрасно представляю, как это звучит со стороны 

За Чётвёртым пришла служитель Эльза, а вместо него привела Первую. Я шепотом, так быстро, как только смогла, пересказала Алисе последние новости. Во мне вдруг проснулись прежние подозрения: а что, если Четвёртый всё-таки предатель? Что, если сейчас он вернётся с охраной? Заряжаю пистолет, прячу его под балахон так, чтобы можно было выхватить в любой момент… и замечаю служителя Поля, стоящего снаружи за окном.

Испугаться я просто не успела. Служитель Поль осторожно открыл окно, и в нашу комнату с его помощью забралась Тринадцатая. Всё, удивляться я разучилась раз и навсегда! Поль – с нами?..

Теперь у нас есть ключ от палаты! Голда подтвердила, что Четвёртый – действительно свой (у меня наконец-то отлегло от сердца), и сказала во всём подчиняться его распоряжениям и верить, как ей.

Мы с Алисой снова остались вдвоём – ждать и вздрагивать от каждого шороха в коридоре. Тссс! Кто-то осторожно поскрёбся в дверь, мгновение – и я уже возле неё. Шепотом в замочную скважину:

- Четвёртый, ты?

- Да, всё в порядке. Жди.

Никогда не думала, что буду так рада его слышать.

Чьи-то шаги, голоса. «Служитель Эльза, мне нужно срочно вам сообщить нечто важное!..» Четвёртый, а

Чётвёртый? Не может быть, Тринадцатая же поручилась за него!

Шум, выстрелы, потом тишина. Громкий выкрик «дверь открыта». На полу возле стены без сознания лежит служитель Токио, а чуть дальше – Эльза. У Четвёртого в руках «хана» и связка ключей, он быстро открывает двери всех палат, в коридоре сразу становится тесно и шумно.

Я теряюсь в вихре событий. Избавляемся от роб, заново знакомимся – уже с настоящими именами. Вокруг говорят о каком-то центре связи, вышках, повстанцах и демократии, делят какие-то посты и министерства. Нет, вся эта политика явно не для меня, пусть этим занимаются те, кто в ней хоть что-то понимает. А я пока присмотрю, чтоб весь этот «совет» никто из-за угла не перестрелял.

Тинтергел – тоже с нами?! Она спокойно идёт по корпусу, охваченному мятежом (и бардаком). Протягивает мне что-то, я автоматически беру, не глядя, и благодарю. Опускаю глаза – шокер! Вот уж действительно – спасибо!

У нас раненые, нужны лекарства, но всех врачей в этом беспорядке кто-то уже успел «вывести из строя». На подходе к лаборатории нам навстречу попадается инспектор, и, пока идущие впереди раздумывают, что с ней делать, оглушает одного из них шокером. Я дважды нажимаю на курок - это, оказывается, совсем не сложно. Вот, значит, что чувствуешь, стреляя в человека… Гюнтер, где ты, а?

«Гюнтера не трогать, он с нами! Так сказала Скорпион!» Эх… И снова не судьба. Только где же он всё-таки?

«БЫСТРО ОТСЮДА, ВСЕ!! Сваливаем, быстро! Сейчас здесь всё взорвётся на****!! Двадцать минут до взрыва! БЫСТРО!» Девятый явно не шутит, надо торопиться. Скорпион осталась в центре связи? Раненая?..

Как мы могли забыть?! На кухне – трое наших – Вторая, Третий и Шестнадцатый. А также повар и наверняка кто-то из охраны – нигде не видно Игоря и Гюнтера.

Форд бы побрал всю демократию, вместе взятую! Вашу ж…эмм… ну, вы меня поняли - какое голосование?! Ловлю красноречивый взгляд Пятого, и мы, с удовольствием наплевав на совет министров во главе с президентом, самовольно бежим на разведку на кухню. Застаём там живописную картину: повар преспокойно готовит ужин, а перед дверью на разделочном столе аккуратно сложены трое наших раненых. И ни следа охраны.

Дальше - со слов Третьего и Шестнадцатого: не так давно на кухне появился начальник охраны с сообщением о бунте. Он и Игорь попытались покинуть помещение – и не смогли: кто-то запер дверь снаружи. Пока разбирались, что к чему, трое пациентов напали на охрану, но Гюнтер – кто бы сомневался – оказался быстрее, хотя №16 всё-таки успел ранить Игоря. В конце-концов Гюнтеру пришлось, проявляя чудеса акробатики, выбираться через окно. Он открыл дверь, выпустил Игоря, и оба исчезли.

Да уж, вот и ещё новости. Осторожно переносим раненых в корпус, держа оружие наготове – раз где-то по территории центра бродит не совсем понятный Игорь, и ещё более непонятный Гюнтер - подстрахуемся на всякий случай.

В палате №13 на скорую руку пытаются подлечить Поля, и обсуждают, что делать с Токио. Решено её тоже лечить и допросить. По приказу «министра обороны» присматриваю за дверью и коридором.

Крики с улицы, вдоль стены выбираюсь туда – семеро раненых, «здесь был Гюнтер». Ни-че-го не понимаю! Общий переполох, выстрелы по окнам палаты №13, по корпусу теперь передвигаемся ползком 

На крыльце лежит и громко жалуется на жизнь доктор Николо, причин у него предостаточно: ранение в грудь и правую руку. Не знаю, с нами он или нет, на свой страх и риск возвращаюсь к нему с аптечкой.

Так, «совет министров» наконец-то собрался идти в центр связи, как-то между делом выяснилось, что взрыва пока не будет. Бывшему начальнику охраны удалось выбраться с территории центра за те двадцать минут, что были открыты ворота, и теперь все опасаются, что он может вызвать «подкрепление».

Возле входа в центр долго спорим, заминирована дверь или нет, и если да, то кому её открывать. Добровольцем вызывается Поль, но, слава Форду, всё обошлось. Дверь открыта, внутри яркий свет и запах горелой бумаги.

На полу в дальнем конце комнаты – тело Тинтергел Реверс. Надеюсь, она теперь со своими… Не смотря на всё, что было раньше - спасибо тебе, Скорпион.

Четвёртый и Девятый углубляются в чтение разбросанных по столу бумаг. Какие-то шифры, какой-то передатчик… Так, тут и без меня замечательно обойдутся.

На свою голову возвращаюсь в корпус, и нарываюсь там на нашего «президента» в компании не очень-то счастливых Второй и Третьего. Зря я сюда заходила… Да, конечно, подготовка к эвакуации – очень важная штука, но подробности, методы и цели этого процесса можно обсудить как-нибудь попозже. Давайте просто собираться!

По просьбе президента сопровождаю его в центр связи (сидящим там министрам сейчас станет очень не скучно ). Голде удалось связаться по рации с кем-то «снаружи», и сейчас она как раз занята переговорами. Ко мне направляется Шестнадцатый, но Девятый неожиданно наводит на него оружие:

- Стоять! Не трогай её! Ни к кому не прикасаться!

№16 послушно отходит в угол, не переставая что-то еле слышно бормотать.

«…нет, нет, это не правда…нет, ты меня обманываешь… тебя здесь нет…я тебе не верю…». Подхожу ближе, заглядываю в лицо – у него совершенно потерянный взгляд, на грани сумасшествия. Не обращаю внимания на настойчивые советы Девятого и Четвёртого «врезать ему шокером». Ему же плохо, он не опасен, ему просто нужно помочь! Джон, да что с тобой творится? Кто-то в комнате проясняет ситуацию: №16 считает, что убил служителя Игоря, и тот теперь преследует его, чтобы отомстить.

- Джон, ты меня слышишь? Смотри на меня! Здесь никого нет, слышишь, никого! Тебе никто не может причинить вред! Слушай только меня, никого больше! Здесь никого нет…

Удерживаю за плечи, заставляю смотреть в глаза, и повторяю это, как мантру, десять, двадцать, тридцать раз - столько, сколько потребуется. Мне уже самой начинает казаться, что я слышу голоса, преследующие

Шестнадцатого…

Вроде подействовало: с его лица исчезает затравленное выражение, взгляд снова становится осмысленным.

Первый успешный сеанс экзорцизма в моей практике 

Нас с №16 отправляют на кухню за припасами в дорогу. Повар Руслана сразу же бросается собирать нам всего понемножку - так, чтоб на первое время хватило, и ничего нужного не было забыто. Без её помощи мы бы, наверное, провозились там до рассвета. Зову её с нами, но она только отмахивается: «Куда? Зачем?» Ей и здесь хорошо. С ней на кухне остаётся и Пятый – неприятный сюрприз, жаль уходить без него, но времени уговаривать просто нет.

В последний раз проверяю опустевший Первый корпус. Простите, доктор, не могу я вас выпустить, придется вам дожидаться представителей МГ.

По дороге забегаю в администрацию – немножко пошарить по сейфам. Нашла! Забираю все вещ. доки, складываю в мешок и лечу догонять уже уходящий «отряд».

Сбор на ближних воротах – слава Форду, почти без «совещаний». Раздают оружие: три «ханы» получают Четвёртый, Девятый и Тринадцатая, мне снова достаётся пистолет и шокер, а мой пакет с вещ. доками галантно соглашается нести Третий. Тринадцатая неожиданно отделяется и бежит в направлении кухни. Слышу её слова «Они могут донести… Революция требует жертв». Повар, Пятый – неужели она их?.. Да. Зачем?!

Почему, ну почему они не согласились уйти?!

Ворота. Впереди – Девятый, я - следом, Четвёртый крадётся чуть в отдалении, чтобы видеть весь отряд (и того, кто убьёт нас с Девятым…), Голда остаётся прикрывать «тыл». На всякий случай шепчу идущим за мной Седьмому и Третьему: «Если со мной что-то случится – пистолет в правой, шокер в левой».

Выходим на открытую дорогу – справа поле, слева за деревьями угадывается ограда центра. За каждым кустом и поворотом мерещится вражеский отряд или вернувшийся мстить Гюнтер (Старательно прислушиваюсь к шорохам вокруг, хотя что-то мне подсказывает: задайся он такой целью, от нашего отряда уже вряд ли осталась бы даже половина…)

Впереди огни! Всем тихо! Посовещавшись, Девятый и Четвертый уходят вперёд, а мы остаёмся ждать их возвращения. Кто там – друзья-повстанцы, или засада, организованная войсками МГ?

Друзья! У костра – свои, те, с кем мы связывались из центра! Ещё не верится, но мы сделали это! Мы будем жить! Свобода!

Не реви, Восьмая, ну что ты, в самом деле?..